Гость «АН» – Константин Комаров, российский поэт, литературный критик, кандидат филологических наук, член Союза российских писателей. Победитель многочисленных конкурсов, лауреат премии «Восхождение».
— Как Вы пришли в поэзию?
— На самом деле поэзия пришла ко мне, а не наоборот. Во многом этот вопрос сводится к истории написания первого стихотворения. Классе в девятом я сидел на уроке алгебры и скучал. С числами у меня никогда не ладилось, а слова были ближе. И вот я, повинуясь импульсу, до сих пор для мне непонятному, написал на последней страничке тетради небольшое стихотворение:
На небо слили бочку дёгтя,
(а может это был мазут).
Лучами, острыми, как локти,
по небу звёзды проползут.
И в воздух, пахнущий редиской,
пролив промасленный свой свет,
слепой прожектор лунодиска
нечаянно сойдёт на нет.
Я прекрасно помню ощущение, которое у меня было. Смотрел на этот текст и недоумевал: «Что это такое? Откуда? Зачем и как появилось?» Но я был захвачен самим процессом, быстротой мысли. И только потом, прочтя у Бродского, что поэзия – колоссальный ускоритель сознания, понял, что именно я испытал. Это настолько меня очаровало, что уже в скором времени я не представлял жизнь без поэзии. Я и до этого что-то рифмовал, но это было не то. Все произошло неожиданно. Как писала Цветаева: «Твоя стезя, гривастая кривая, // Не предугадана календарем».
— С какими современными поэтами Вы знакомы лично? Чьим творчеством Вы восхищаетесь?
— Отвечать на этот вопрос я могу часа два. Я довольно активно участвую в литературной жизни и знаком с огромным количеством поэтов. Могу выделить конкретных людей, с кем личное знакомство для меня было важным. Даже не будь я знаком лично с Юрием Казариным, всё равно бы им восхищался по его книгам. На самом деле подлинное знакомство происходит через текст, а личное не столь обязательно.
Тут по-разному бывает: иногда знаком с кем-то, а его творчество тебе совсем непонятно и наоборот. Я просто по-человечески рад жить в одно время с Юрием Казариным, Аркадием Застырцем, Игорем Сахновским, Виталием Кальпиди, Сергеем Гандлевским. В основном знаком с уральскими поэтами, ведь сам оттуда. Но мне также известны и московские, и питерские коллеги. Перечислить всех невозможно.
— Насколько мне известно, Вы обожаете творчество Маяковского. Вы даже защитили диссертацию на тему «Текстуализация телесности в послереволюционных поэмах В. В. Маяковского. Почему именно этот поэт так важен для вас?
— Своими стихами он объяснил мне многое о себе, о взаимоотношениях людей, в том числе поэта и мира. Маяковский максимально широко раздвинул границы статического. Меня интересовал тот факт, что поэзия – это слово, у которого есть своя тяжесть, вес, фактура. Именно конкретика, острота и телесная ощутимость мне так близки в нем.
Марина Цветаева однажды сказала, что после стихов Маяковского надо много есть, восстанавливая силы. Я, признаюсь, хотел бы писать стихи, после которых люди бы устремлялись к холодильникам и опустошали их.
Маяковский показал мне значение звука и рифмы как катализатора смысла. Общему пониманию поэзии и ряду прикладных, ремесленных вещей, по сути, я научился именно у него.
— В 2021 году Вы выпустили сборник всех своих стихотворений «Только слово», в который вошли 500 стихотворений за 15 лет творчества. Как пришла идея создания такого большого сборника?
— Идеи как таковой не было. Сборник стал результатом сложившихся обстоятельств. В 2020 году я выиграл Всероссийский фестиваль поэзии имени Филатова. Призом было издание книги. Сборник избранных стихотворений («Почерк голоса») уже параллельно выходил в издательстве «Русский Гулливер». На новую книжку стихов ещё не набралось. Поэтому я, раздумывая над вариантами, решил собрать полное собрание сочинений в одном томе. Ни в коем случае не из тщеславия. Я подумал, что это будет удобно. Если бы не Филатов-Фест я бы вряд ли задумался над таким форматом.
— Почему сборник так называется?
— Придумать название книги – пытка страшнейшая. Это бывает сложнее чем составить сам сборник или стихи написать. А ведь название очень важно – как корабль назовешь, так он и поплывет. Я выбрал конкретные строчки из дорогого мне стихотворения, которое заканчивается так: «Ты – только слово, милый, только слово». Эта фраза настолько емка в своем содержании, что может быть прочитана по-разному: с одной стороны, это всего лишь слово, а с другой – какой силой оно обладает. Такие же установки есть и в творчестве Маяковского. Вообще, у меня редко названия книг обходятся без этого поэта. Привет Маяковскому я часто передаю и в названии, и даже на обложке.
— Долгое время Вы проживали в Екатеринбурге. Отличаются ли уральские поэты от столичных из Москвы и Санкт-Петербурга? Возникают ли недопонимания?
— Безусловно, отличаются. На Урале сформировался целый феномен под названием «Уральская поэтическая школа», или УПШ. Сейчас он не так актуален, как был в промежутке с 90-х и по конец 10-х. Вообще, в России три поэтические школы: Московская, Петербургская и Уральская. 80-е прошли под знаменем борьбы двух «столиц». Московская школа придерживалась концептуализма, ироничного переосмысления советских мифологем, а Петербургская продолжала классические традиции психологической лирики и акмеизма. А вот в середине 90-х появилась УПШ, у истока которой стоял замечательный поэт Виталий Кальпиди. Ее специфика проявляется во многих параметрах: от обилия посвящений до специфического продолжения традиций метареализма. Однако сейчас эти особенности не столь ярко выражены: каждый поэт выбирает направление на свой вкус. Поэтому между коллегами в основном появляются разногласия на основе интересов, а не географии.
— Последний цикл стихов, опубликованный в журнале «Дружба Народов», посвящён русским поэтам. Почему вы решили переосмыслить поэзию в форме самой поэзии?
— Я работаю со словом в разных его проекциях: пишу критические и научные статьи, рецензии, отзывы и так далее. И в какой-то момент мне стало ясно, что есть вещи, которые можно осмыслить только самой поэзией, ее инструментарием. Именно из этого ощущения и родилась идея создания этого цикла.
Я захотел сказать что-то важное о дорогих мне поэтах, что можно выразить исключительно стихами и нельзя разъяснить ни в статье, ни в диссертации, нигде более. В целом это можно рассматривать как тенденцию: в поэзии довольна сильна линия собственно поэтического осмысления творчества, пресловутые «стихи о стихах».
— Существует мнение, что стихотворения пишутся на одном дыхании, довольно быстро. Так ли это?
— В целом да, но все индивидуально. Тут стоит разделить понятия «пишется» и «записывается»: писаться стихотворение может годами, а записаться за пять минут. Количественный показатель в поэзии вообще играет малую роль. Я пишу очень много, потому что знаю о себе одну вещь: мне нужны «разгоночные стихи». Условно, надо написать пять стихотворений, чтобы шестое получилось. Но я пишу очень быстро, ведь стихи, которые написаны так, получаются лучше тех, где чувствуется вымученность. Поэзия – это во многом выдох. Есть вдохновение. Но я бы сказал, что еще существует «выдохновение», необходимость «выдохнуть» стихи. У меня так. Но я уверен, что есть поэты другого склада, которые могут не писать месяцами. Это вообще интересный вопрос. Возьмем, к примеру, Пушкина. Мы абсолютно убеждены, что он обладал божественным даром: настолько естественна его речь. Но если мы возьмем книгу Сергея Бонди «Черновики Пушкина» и посмотрим, как он работал, то поймем, что поэт правил просто каждое слово: там нет живого места. Это замечательный пример того, как абсолютная естественность речи является плодом каторжного труда. Поэтому поэт – это не совсем «птичка божия», как многие полагают. В каком-то смысле это правда, но не все зависит от него самого: «стихи не пишутся – случаются», как говорил Вознесенский.
— Как не потерять мотивацию писать стихи во время кризисов? Что Вы делаете, когда нет вдохновения?
— Пишу что-нибудь другое, ведь без этого не представляю свою жизнь. Вообще, поэзия – штука капризная: то стихи косяком идут, то наступает кризис. Когда долго не пишу, месяца два-три, то сразу начинаю чувствовать выгорание. Поэзия – необходимая часть моей жизни, как воздух, вода, еда. В этом смысле я завишу от них физически. Справиться с кризисом тяжеловато. Но я пытаюсь отвлечься и написать что-то другое: критику, эссе и так далее. Стараюсь не впадать в панику, ведь один из глубинных страхов поэта – боязнь однажды проснуться и почувствовать, что «этого» больше нет, к тебе «это» больше не приходит (вдохновение, «выдохновение», или просто чудо).
— Какие существуют конкурсы для молодых дарований, в которых вы рекомендовали бы принять участие?
— Юные поэты начинают участвовать во всем что попало, хотя 90% этих конкурсов не заслуживают внимания. Надо сразу внимательно почитать положение, где прописано, за что вы боретесь. Приз важен. Также надо исключить конкурсы, где просят деньги: там на участниках зарабатывают. И, осуществив первичный отбор, мы понимаем, что осталось не так уж и много хороших мероприятий. К примеру, стоит поучаствовать в премии «Лицей», Форуме молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья «Липки», конкурсах, которые проводит Ассоциация Союзов Писателей и Издателей России.
Есть ряд конкурсов, которые привязаны к конкретным институтам. Например, Русский ПЕН-центр проводит молодежную премию «Восхождение». Я являюсь ее лауреатом и всем советую в ней участвовать. Также есть конкурс им. Тютчева «Мыслящий тростник» и упомянутый ранее Филатов-Фест.
— Что бы Вы посоветовали молодым поэтам?
— Это настолько индивидуально – что-то советовать очень трудно. Поэтому мои наставления будут банальным: будьте собой и много читайте. Молодые поэты пренебрегают вторым советом, потому что якобы они не хотят никому подражать. Нет. Не зная почвы, на которой ты растешь, и того, что вокруг, сформировать свою поэтическую личность невозможно.
Научить писать стихи невозможно, но научиться можно. А лучшие учителя стоят у нас на полках.
Источник: argumenti.ru
Комментарии закрыты.