«Человек есть то, что он фотографирует»
Глядя на глянцевые обложки и развороты ведущих мировых изданий, не так много людей задумывается о создавших их мастерах. Один из них – легендарный российский фотограф Виктор Горячев. Будучи весьма скромным человеком, он с увлечением рассказывает об известных людях, позировавших ему в разное время, и, как правило, ничего о себе. Сегодня мне бы хотелось рассказать о самом Викторе, его философии и жизненном пути. Мы встретились в уютной фотостудии, расположенной в историческом районе Москвы.
― С чего началось ваше увлечение фотографией?
― Во многом это было обусловлено моим интересом к классическому кино и регулярными походами в лекторий кинотеатра «Иллюзион». Там у меня появилась возможность ознакомиться с творчеством лучших режиссёров. Это отразилось и на моём подходе к фотографии, формируя багаж изобразительных приёмов.
― Какие люди стали для вас примером?
― Самый лучший пример – это мои родители, которые своим поведением дали мне чёткие жизненные установки. Они научили меня спортивному подходу к жизни, умению выжать максимум из себя тогда, когда другие останавливаются. Кроме того, мой дед был замечательным фотографом-любителем, умевшим создавать вокруг себя удивительную атмосферу любви и творчества.
― С какого издания вы начинали свой творческий путь?
― Это был журнал «Работница». Отработав пять лет внештатным корреспондентом, я получил предложение войти в штат. При этом я отлично понимал, что всё нужно делать сразу на самом высоком уровне. Благо, это оказалось не так страшно, и я очень быстро влился в рабочий процесс.
― Вы помните свои первые работы для этого журнала?
― Одним из первых порученных мне заданий было снять бомжей. В качестве примера мне указали на другого корреспондента, готового выпить с ними бутылку водки, чтобы наладить контакт. Через какое-то время его контакты были налажены столь крепко, что он сам стал одним из них. Не случайно для меня человек во многом есть то, что он фотографирует.
― Насколько я знаю, помимо журнала «Работница» вы параллельно работали в ряде других изданий.
― Да, причём не только с российскими, но и зарубежными. Помню огромное количество заказов и возможность наконец-таки самостоятельно строить свой график. В девяностые я попал на бум новых журналов, включая откровенно «жёлтые». Было по несколько съёмок в день, выжимающих из меня все соки так, что домой я приходил на полусогнутых ногах.
― В вашем портфолио свыше двух тысяч обложек для разных изданий. Сохранились ли по сей день отголоски той радости, когда вы увидели свою первую обложку для журнала «Работница»?
― Конечно, ведь до того, как я её увидел, занятие фотографией мне казалось делом небожителей. Сейчас я тоже чувствую радость от каждой хорошей работы, хоть и не так выраженно.
― Я знаю о том, что недавно ваш голос пополнил библиотеку голосов Российского государственного военно-исторического архива, в котором хранятся дошедшие до нас голоса великих людей.
Да, это уникальный архив, в котором хранятся голоса Ленина, Есенина, Шаляпина и многих других. Не знаю, почему, но решили записать и мой голос. Там я столкнулся с совсем иной формой интервью, поскольку можно говорить, что хочешь и сам себе являешься редактором. По этим записям будут вспоминать наше время и живших в нём людей, поэтому стараешься показать лучшее и не наговаривать на себя.
― Получается, мы опять видим только глянцевую обложку?
― О моих скелетах в шкафу совершенно не обязательно кому-то знать. Важно победить самого себя, свои слабости и недостатки.
― Насколько я знаю, вы не только фотограф, но и журналист.
― Да, помню, как я брал интервью у Михаила Шемякина и предложил сделать несколько кадров. Его скептическое отношение ко мне сменилось полным доверием и расположением, едва он увидел в моих руках профессиональную камеру с хорошим объективом.
― Насколько легко было с ним общаться?
― У нас было хорошее, живое общение. Было интересно вывести его на темы, далёкие от шаблонных вопросов, которые ему обычно задают. Больше всего его интересовала тема детства. Тепло вспоминал отца. Рассказывал про увиденные в подвале трупы немцев, так и оставшихся сидеть за столом, про то, как много его друзей подорвалось на разбросанных по всему городу боеприпасах. Конечно, не обошлось без воспоминаний о Владимире Высоцком, его поездках во Францию и записях, вошедших в золотую фонотеку авторской песни. Когда мы беседовали об искусстве, мне запомнились его суждения о том, что все современные открытия в области художественного творчества делаются на стыке разных видов искусств.
― Были ли у вас запоминающиеся, курьёзные случаи во время съёмок?
― Их были десятки. Помню, когда я заканчивал снимать актёра Валерия Золотухина у него дома, он показал мне посмертную маску Владимира Высоцкого. Я предложил ему лечь на диван и положить её себе на грудь. При этом Валерий Сергеевич подмигнул, попав таким образом в кадр. Для многих это мог бы быть культурный шок, но кадр получился отличный. Думаю, у Высоцкого было хорошее чувство юмора и он бы это обязательно оценил.
― В своё время вы фотографировали Юрия Никулина незадолго до его ухода. Возможно, эта была последняя фотосессия такого уровня в его жизни. Перед её началом он спросил, насколько вы хороший человек, и только после этого согласился сниматься. Что для вас означает, быть «хорошим человеком»?
― Всем мил не будешь. Невозможно нравится всем, но есть жизненные установки, что хорошо, а что плохо. Самый лучший судья – это ты сам. За некоторые свои поступки я готов корить себя десятилетиями, но во мне живёт память на всё хорошее. Основное в моей профессии идёт от человека. Если я иду правильной дорогой, то внутри меня возникает радостное, комфортное состояние. Если же путь выбран неправильно, то он тебя убивает.
― Существуют ли у вас какие-то этические ограничения при съёмке?
― Когда у меня в руках камера, эти понятия попросту пропадают. Если помните кадры посмертного снимка Есенина работы Наппельбаума, то ничего объяснять больше не нужно. Этот кадр останется в истории навечно. За снимок можно получить повестку в суд или всемирное признание. Многое зависит от внутренней уверенности и смелости фотографа. При работе с коммерческими изданиями всегда лучше согласовывать кадры, хотя иногда стоит отстаивать личную точку зрения. Это задача со многими неизвестными, но если вы тяжеловес в области фото, эти вопросы решаются гораздо проще.
― Правильно ли я понимаю, что современному фотографу нужно хорошо знать авторское законодательство и иметь юридическую «крышу»?
― Юридические аспекты важны, но иногда лучше вести себя провокационно, сделать кадр и лишь потом попросить разрешения на фотосъёмку. Если держать в голове различные нормы и правила, то ничего не получится. Важно не бояться набить шишки.
― Как вы относитесь к фразе Хельмута Ньютона, что хороший вкус – это худшее, что может случиться с творческим человеком?
― Всегда интересно, когда ты имеешь полную свободу, но есть вещи, табуированные по неким негласным законам. Ещё двадцать лет назад количество эротических изданий зашкаливало. К счастью или к сожалению, сексуальная революция давно закончилась. Сегодня политкорректность вытеснила всё, что не соответствует критериям сложившейся этики. Хельмут Ньютон не смог бы существовать в современной России. Когда я выпускал свою книгу, меня особо просили не публиковать эротические фотографии.
― Говорят, что вы строите свои фотосессии по системе Станиславского. Что имеется в виду?
― Я мечтал об актёрской карьере, играл в театральной студии и, даже был приглашен обучаться в Школу-студию МХАТ. Неслучайно принцип «верю – не верю» является для меня определяющим. Если фотографии понравились и выглядят естественно, то это лучший комплимент.
― Как вам удаётся поддерживать в себе столь высокий энергетический уровень, чтобы его хватало на всех? Бывает так, что нет вдохновения?
― Я занимаюсь любимым делом, которое много забирает, но ещё больше даёт. Я никогда не позволяю себе расслабляться, хотя после некоторых фотосессий вся одежда мокрая от пота. Профессионализм – это уровень, ниже которого нет права опускаться.
― Я так понимаю, что о профессиональном выгорании речь не идёт?
― Я не теряю интерес ни к людям, ни к творчеству. Спокойно могу предложить сфотографироваться человеку с улицы.
― Вы снимаете успешных людей. Бытует мнение, у них непростой характер. Насколько легко найти с ними контакт, и как вам это удаётся?
― Известные люди – это вершина айсберга отснятого материала. В жизни всё выстраивается на партнёрстве. Если это удаётся, то результат не разочаровывает. Для меня принципиально важно выравнивать энергетический баланс с партнёром, чтобы не смотреть на него снизу-вверх и наоборот. Это необходимое условие достижения качественного результата.
― Люди довольно щепетильно относятся к своему внешнему виду. Неизбежно возникает вопрос о роли ретуши.
― В ретуши важна золотая середина, поэтому я не люблю этим злоупотреблять. Не так давно вышел журнал с отснятой мной актрисой, которая была «вычищена» до неузнаваемости. Насколько я знаю, за рубежом за это предусмотрены весьма внушительные штрафы, я же в своих работах стремлюсь показывать людей настоящими.
― Многие фотографы чураются свадебной фотографии, считая это низким жанром.
― Это изматывающая работа. Для меня примером является творчество американского фотографа Эмина Кулиева. Я снял более трёхсот свадеб, воспринимая это, как поле для экспериментов и дополнительную возможность монетизировать свои навыки.
― Насколько я знаю, вы долгое время увлекались творчеством фотографа Хельмута Ньютона.
― Да, но сейчас мне больше нравится Ричард Аведон. У Ньютона всё построено через призму эротики, тогда как работы Аведона охватывают больший диапазон чувств и эмоций. Ньютон развивался по нисходящей траектории. Те приёмы, которые он использовал в молодости, позже уже не срабатывали. Его энергетика ослабела, поэтому он уже не мог работать с прежним драйвом. Отношение к эротике Ньютона и Аведона отличаются как фильмы Бернардо Бертолуччи и Тинто Брасса. Если у первого – это изысканное блюдо, то у второго – жирный, приторный торт. Мне интересны фотографы, откровенность кадров которых не очевидна. Я был крайне вдохновлен его последней фотосессией со скелетом, в которой он снимал супермодель Надю Ауэрманн.
― Меня всегда смущала тема смерти, начиная с современных трендов в моде, заканчивая латиноамериканскими праздниками.
― Я обращаю внимание на всё, что заставляет меня задуматься. Как и игра в шахматы, это позволяет поддерживать мозг в хорошем состоянии. Уход человека – это возможность почувствовать скоротечность жизни и ценность каждого дня. Раз в неделю бываю на кладбище. Интересно смотреть на лица ушедших людей, думать об их судьбе. Это философия жизни.
― Расскажите о вашей кураторской деятельности.
― Одним из основных моих проектов стала выставка, посвященная великому фотографу Моисею Соломоновичу Наппельбауму, чьё творчество стало для меня судьбоносным. Он как никто умел работать с мельчайшими нюансами освещения, ловя наиболее яркие и эффектные моменты. Его работы я могу рассматривать бесконечно. Самой интересной, сложной и ответственной была работа с десятками стеклянных негативов, среди которых были фотографии Ленина, Пастернака, Блока, Есенина и многих других. Увы, фотографии были сняты таким образом, что увеличить и распечатать их в большом формате было невозможно. Пришлось заняться ранее несвойственной мне работой: найти достойный экспозиции музей, вести активную посредническую деятельность, сводить между собой самых разных людей.
Виктор Горячев с Эриком Львовичем Наппельбаумом – внуком фотографа.
Другим моим кураторским проектом стала выставка «Лики анимации», где фотографии ведущих художников студии «Союзмультфильм» были совмещены с созданными ими же образами.
Елизавета Скворцова – режиссёр
― Почему не удалось увеличить фото Наппельбаума? Проблема в разрешающей способности объектива или особенностях эмульсии?
― Они немного «шумят», поэтому был выбран максимально возможный формат – сорок на шестьдесят сантиметров.
― Как вы относитесь к трендам в фотографии?
― Меняется время, меняется опыт и восприятие действительности. Есть сиюминутные вещи, а есть то, что создаётся на века. Все законы известны, можно лишь поменять схему света. Иногда новые идеи возникают абсолютно спонтанно.
― Вы давно состоялись и можете позволить себе работать самостоятельно. Многие издания приглашали вас в штат?
― Да, но я отказывался, поскольку не привык быть чьей-то собственностью и отдавать свои авторские права кому-то на сторону. Работа над частными заказами даёт больше свободы и творческих возможностей.
― В каких случаях вы предпочитаете черно-белую фотографию, а в каких – цветную?
― Удачная фотография хороша и в цвете, и в монохроме. Чтобы понять, насколько получился тот или иной кадр, я мысленно удаляю из него цвет.
― Какой формат фотографий вы считаете оптимальным для выставок?
― Многое зависит от экспозиционного пространства. Мне нравится восемьдесят на шестьдесят сантиметров. Для выставки в Центральном Манеже я бы выбрал большие размеры, особенно для знаковых фотографий.
― Как фотографу выработать свой стиль?
― Фотограф – это и есть стиль, формируемый его отношением к людям и миру. При этом желательно заниматься самообразованием, изучать творчество великих мастеров, пытаться поработать в их стилистике.
― Как вы относитесь к конкуренции в фотографической среде?
― Я всегда готов восхищаться удачными работами других людей. Это обогащает всех. Творческой ревности не должно быть в принципе.
― Хотелось бы вам снять календарь Пирелли?
― Если бы мне доверили такую честь, это был бы абсолютно мой Пирелли, не похожий ни на что из прежнего. Мне очень близко то, что снимал для этого календаря Питер Линдберг.
― Что бы вы могли порекомендовать новичку из аппаратуры?
― Я всю жизнь снимаю на Canon и объективы с фиксированным фокусным расстоянием.
― Каков минимальный фотосет для портретной фотографии от Виктора Горячева.
― Это сочетание естественного и импульсного света. Обязательная программа – хороший поясной портрет, крупные планы и несколько индивидуальных кадров, зависящих от целей съёмки.
― В настоящее время многие издания переходят в цифровой формат. Для вас предпочтительна распечатанная фотография или отображенная на экране хорошего монитора?
― Количество печатных изданий начало резко сокращаться. Мне не хватает распечатанной фотографии. На мой взгляд, она даёт более яркие ощущения от просмотра. Именно поэтому я издал свой фотоальбом «Стоп-кадр».
― Сегодня люди фотографируют на смартфоны. Существует мнение, что фотография как искусство постепенно нивелируется и сходит на нет. Вы фотографируете на смартфон?
― Безусловно, особенно я люблю снимать на него репортажи. Это уникальное устройство, которое очень помогает в работе, зачастую фиксируя то, что не может уловить фотоаппарат. С другой стороны, видение мира у всех разное, поэтому фотографии столь сильно разнятся. Кроме того, человека со смартфоном не воспринимают, как фотографа, что позволяет делать по-настоящему интересные кадры.
― Как вы относитесь к нейросетевым технологиям при обработке фотографии? Это «синтез искусств», о которых говорил Михаил Шемякин, или качественно новый уровень в её развитии? Могут ли они вытеснить классическую фотографию?
― Конечно, нет. Если их использование нравится огромному числу людей, то это имеет право на существование. В этом смысле я абсолютный демократ. Это как выбор жизненного пути или воспитание детей. Каждый фотограф сам решает этот вопрос для себя самостоятельно. При этом я бы остерегся использовать нейросети при обработке исторических фотографий.
Источник: argumenti.ru
Комментарии закрыты.