Война ведётся не столько за территории, сколько за умы. Гость «АН» – кандидат философских наук Нина ИЩЕНКО, доцент кафедры философии Луганского государственного аграрного университета им. Ворошилова, автор ряда книг, в том числе монографии о культурных основаниях гибридной войны «Южный фронтир: Россия – Украина – Донбасс» (2021).
Дискурс людоедства
– Недавно вы прочли лекцию под названием «Стигматизация и дегуманизация русских в украинских политтехнологиях». Что такое дегуманизация – понятно: это расчеловечивание. А что такое стигматизация?
– Под стигмой в психологии понимается любой недостаток или его знак, оказывающий негативное воздействие на социальное приятие индивида, который им обладает. В социальной психологии рассматривают стигматизацию социальных групп по некоторому признаку. Наличие этого признака – стигмы – лишает человека статуса полноценного. Такой человек подвергается социальной изоляции, у него формируется негативная социальная идентичность, его адаптация в обществе затруднена. Общество одобряет дискриминацию таких людей. На Украине стигматизирующим признаком является русский язык и/или пророссийская политическая позиция. Для стигматизации используются ярлыки «сепар», «москаль», «колорад», «ватник», «вата».
В отношении русских на Украине можно отметить ещё одно явление – каннибализацию. Наибольшей популярностью эта модель пользовалась с мая по август 2014 года – от пожара в Доме профсоюзов в Одессе до Иловайского котла. В социальных сетях размещались фотографии тел русских людей, погибших в Доме профсоюзов или во время боевых действий, с такими подписями: «Колорад никто в Одессу не звал», «Шо хотели, то и получили», «Жареная баранятина по-одесски», «В колорадском соусе». Именно после одесской трагедии появились словосочетания «запечённый сепаратист», «жареный колорад» и прочие. Таким образом, украинским активистам на символическом уровне противостоят не люди, а вредные насекомые, подлежащие уничтожению, или еда, которую нужно съесть.
Осенью 2014 года ученики и преподаватели гимназии им. Н. Аркаса в городе Николаеве проводили ярмарку, собирая деньги для ВСУ. По совету классного руководителя школьники продавали творожную запеканку «Мозги Жириновского», «Сырники с москалём», а вишнёвый компот «Кровь российских младенцев» разливали бесплатно. Данный пример не единичен. И хотя дети вовлекаются в процесс не на официальном уровне, тем не менее это делается в пространстве поощряемого взрослыми поведения. Дети перед таким поведением учителей и родителей абсолютно беззащитны. Украинские власти ни разу открыто не осудили подобные вещи, никто не понёс наказания, никто не был хотя бы публично осуждён.
– Часто украинскую русофобию пытаются выдать за ответное явление.
– Ни о какой ответной реакции не может быть и речи. Каннибализация в русском дискурсе отсутствует. Если вас интересуют более ранние примеры украинской каннибализации, которые бы предшествовали крымским событиям 2014 года, – пожалуйста. Социальный антрополог Дарья Радченко в работе «Жареный укроп» с «кровью младенцев»: пищевые коды российско-украинского конфликта» отмечает: в январе 2014 года, когда в Киеве стоял майдан, в соцсетях появились креативные меню: «Титушка жареная, копчёная, вяленая и хит нашего ресторана – титушка отбивная!» Титушками тогда называли сторонников Виктора Януковича, то есть пророссийского политического курса Украины. Как видите, всё то же самое: пророссийская позиция в качестве стигмы.
Мало того что русских на Украине дискриминируют (лишают их возможности получать образование на русском языке), – ещё и ведётся дискриминационная война против России.
– Дискриминационная война? Что это?
– Концепцию дискриминационной войны предложил Карл Шмитт, а в современных реалиях её рассматривал новосибирский учёный Владислав Толстых. Дискриминационная война – это борьба субъекта против абсолютного врага, который лишён субъектности. В войне за территорию, в гражданской войне всегда есть минимум два субъекта, интересы которых должны учитываться при заключении мирного договора. Понятно, что удовлетворить всех невозможно, но нужно стремиться к компромиссу. А в дискриминационной войне компромисса не бывает, её невозможно закончить мирным договором, учитывающим интересы обеих сторон, поскольку второй стороны как бы и нет. Дискриминационная война заканчивается в одностороннем порядке той стороной, которая является субъектом, и полностью на её условиях.
Модель дискриминационной войны – полицейская операция против террористов: террористы не являются договаривающейся стороной, они стоят вне закона, не имеют права выражать собственные интересы, являются лишь объектом действий. Это и есть цель украинской пропаганды последнего десятилетия – превратить русских Украины, Донбасса и большой России в объект политики. Восемь лет украинская политическая нация была единственным субъектом как внутренней, так и внешней политики Украины. Внутри страны русских лишили статуса политической силы: защищать пророссийские взгляды и любые интересы русских было и остаётся уголовно наказуемым деянием. В донбасской войне русским республикам отказывали в субъектности, украинская нация воевала как бы против террористов. Сейчас та же технология применяется против большой России: украинские юридические инициативы по объявлению России «страной-террористом» – это попытка вывести нас из политического пространства, лишить права на собственные интересы.
– Стоит ли нам, в свою очередь, прибегнуть к дискриминационной войне против Украины?
– Дискриминационная война в современном демократическом мире невозможна без дегуманизации противника. Демократическое учение провозглашает права человека достоянием каждого, поэтому лишить кого-то прав можно, только лишив его человеческого статуса. Это несовместимо с христианскими основами русской цивилизации и окажет разрушительное действие на нашу культуру.
Убивают память
– Чем обосновывается на Украине вытеснение русского языка из образования?
– Искоренение русского языка – часть процесса евроинтеграции, понимаемой как смена цивилизационной идентичности с русской на европейскую. В ХХ и ХХI веках культурные границы являются зонами конфликтов, в том числе и военных. Радикальный способ разрешения конфликта – изменить культурную и цивилизационную идентичность противника, экспансивно расширив собственное политическое пространство. Это и происходит на Украине. Используется такой аргумент: Украина – государство украинцев, поэтому все живущие на этой территории должны учиться по-украински. Этот аргумент восходит к советской национальной политике, которая подавляла русский национализм и в то же время создавала этнократии во всех союзных республиках, включая Украину.
– Но ведь право учиться на родном языке – одно из базовых прав в ЕС, куда Украина так стремится. Как же нивелируется это противоречие?
– Все народы имеют право получать образование на своём языке… кроме русских, потому что русские в этой картине мира – недочеловеки. Такой механизм использует не только Украина, но и её учителя из Евросоюза. Напомню: Евросоюз десятилетиями не замечает ущемления прав русских в Прибалтике. Тут украинские и европейские ценности не расходятся, а совпадают.
В связи с образованием важно выделить такие понятия, как культурная память и коммуникативная память (термины использует исследователь Ян Ассман). Культурная память воплощается в письменных текстах, коллективных мифах и произведениях искусства, а коммуникативная память обеспечивает передачу личного опыта в личном общении посредством языка данной культурной группы. Язык – базовый элемент коммуникативной памяти.
На Украине русская культурная память уничтожается и трансформируется, а коммуникативная (это заметил этнолог Ян Вансина) не может удержать больше памяти двух поколений, то есть максимум восьмидесяти лет. Два поколения, если отсчитывать от 2023 года, дают нам 1943 год – как раз тот период, который по-разному оценивается в русской и европейской культурной традиции. Замена культурной памяти в таких условиях происходит легко – с использованием механизмов государства. Она внедряется через школу и не имеет конкурентов. Неслучайны, кстати, гонения на УПЦ МП, остающуюся носителем русской культурной памяти.
– Можем ли мы что-то поделать с этим?
– Переломить ситуацию станет возможно при нашей военной победе, замене школьной программы, смене повестки. Увы, в нынешних условиях наши возможности для ведения информационной войны ограничены. На Украине сейчас нет свободы слова, запрещены все книги российских издательств, российские телеканалы, сайты и любые другие источники информации. Легально создать пророссийскую организацию на Украине нельзя, соответствующие активисты были физически уничтожены в 2014 году. Кому-то удалось спастись в России (как и многим священникам УПЦ во время активизации гонений уже сейчас, в 2023-м), но это означает, что русские силы в стране ослаблены и обезглавлены.
– Являются ли объектом украинских политтехнологий также жители РФ в границах 2022 года?
– Безусловно. Они даже являются целью по преимуществу, поскольку могут повлиять на происходящее в России, то есть, по замыслу манипуляторов, вынудить президента Путина подписать капитуляцию. Поскольку культурная память у русских на Украине и вне Украины совпадает, технологии действуют одинаково. Российские либералы, релоканты, иноагенты являются питательной средой украинской пропаганды. С их помощью создаётся аудитория западно ориентированных интеллигентов, которые выступают в поддержку киевского режима, дискриминирующего, расчеловечивающего и убивающего русских. У этой аудитории создаётся иллюзия коллективной элитарности – мол, мы, сторонники Украины, лучше, чем они, остальные жители РФ.
– Остаются ли у вас хоть какие-то надежды на народную дипломатию между Россией и Украиной?
– Только на неё и остаются надежды. Здесь, на Донбассе и на других прифронтовых территориях Российской Федерации, живёт много людей, имеющих те или иные связи с Украиной: друзья, родные, путешествия, работа. Все процессы прошедших лет разворачивались на наших глазах и прошлись по нашим судьбам. Примирение должно начаться отсюда. И опять-таки лучше всего народная дипломатия сможет себя проявить после нашей военной победы.
Источник: argumenti.ru
Комментарии закрыты.