Полёту человека в космос предшествовала не только наука, но и философия. В XIX веке религиозный мыслитель, футуролог и педагог-новатор Николай Фёдоров (1829–1903) породил философское направление, получившее впоследствии название «русский космизм». Его приверженцами называют Константина Циолковского, Владимира Вернадского, Александра Чижевского. Сегодня, в преддверии Дня космонавтики, «Аргументы недели» беседуют с кандидатом философских наук Андреем КОРОБОВЫМ-ЛАТЫНЦЕВЫМ, лейтенантом вооружённых сил ДНР.
– Андрей, идея покорения космоса принадлежит именно Фёдорову?
– Да, только не покорения, а освоения. Позже я объясню, почему важна эта деталь.
– Давай сначала скажем вот о чём. Фёдоров вывел эту идею из идеи преодоления смерти: если люди перестанут умирать, то не смогут уместиться на Земле – значит, нужно осваивать космос. Исследователи Фёдорова отмечают его парадоксальность: с одной стороны, он мыслил христиански, поскольку преодоление смерти и вечная жизнь души в теле – это центральное место христианства («Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ»); с другой стороны, победить смерть христианин может только через единство с Богом, а не посредством технократической утопии, о которой грезил Фёдоров.
– У него вообще крайне интересный ход мысли. Одновременно и крайне логичный, и несколько абсурдный, как может показаться. Фёдоров действительно отталкивался от христианского тезиса о том, что последний враг, то есть смерть, должен истребиться. Причём человек сам активно должен способствовать истреблению этого последнего врага, то есть смерти. Поэтому Фёдоров называет свою философию «активным христианством», противопоставляя «пассивному христианству», когда человек просто ожидает воскресения. При «активном христианстве» человек призван содействовать всеми своими силами делу воскресения мёртвых. То есть все силы человечества, по Фёдорову, должны соработничать этому общему делу победы над смертью: наука, религия, культура, университеты, архивы, музеи, даже армия – все силы на общего врага, то есть на смерть…
При этом здесь важно, по Фёдорову, именно воскресить мёртвых, а не просто обессмертить себя любимых. Вот в этом ключ к пониманию русского космизма, от этой мысли он зарождается, и эта мысль подспудно присутствует и в его советском воплощении.
Фёдоров мыслит так. Победа над смертью не будет полной, если мы лишь себя самих, то есть живых, обессмертим. Для полной победы над смертью надобно вырвать из лап костлявой тех, кто уже умер. Как комментирует этот тезис философ Владимир Варава, стыдно жить вечно, когда другие уже умерли. И правда, технологии продления жизни до бесконечности уже давно витают в воздухе, но в этом нет никакого сверхморализма, присущего Фёдорову. Ну, допустим, будем мы жить долго-долго… Будем ли мы жить счастливо, зная, что бесконечные поколения наших братьев мертвы? Фёдоров отвечал, что нет.
– Верно ли, что идеи Фёдорова вдохновляли создателей русской космонавтики?
– Подросток Костя Циолковский, потерявший слух от скарлатины, познакомился с «московским Сократом» (так называли Фёдорова) в библиотеке, где тот служил. Фёдоров, как говорил сам Циолковский, заменил ему университет. «Московский Сократ» был аскет, раздавал свою небольшую зарплату нуждающимся, и Циолковский стал одним из его стипендиатов.
Влияние Фёдорова испытали и Вернадский, и Чижевский, и многие другие космисты. При этом важно понимать, что русский космизм – это не только советский космический проект, это ещё и искусство, литература и т.д. Яркий пример – художник Павел Филонов. Мощное влияние Фёдорова испытал также писатель Андрей Платонов, для которого коммунизм – это не просто мировая социальная справедливость, а полная победа жизни. При коммунизме, как его понимал Платонов, не просто отменят классовую несправедливость и прочие несправедливости – при коммунизме даже смерть отменят (как, например, в платоновском романе «Чевенгур»). Да, знаменитые строчки из песни Егора Летова «Всё идёт по плану», что при коммунизме «всё будет бесплатно, там всё будет в кайф, там, наверное, вообще не надо будет помирать», – они именно от Платонова.
– То есть Егор Летов – тоже русский космист?
– В некотором роде. Представителей русского космизма множество, и, чтобы быть русским космистом, не обязательно читать Фёдорова. Это ведь не идеология, это философия, живой поиск истины и путей её реализации в мире (в социуме, в государстве, в себе самом).
В каком-то смысле русский космизм – это характерное выражение русской идеи, русского характера, которому нужен сверхпроект. Освоение космоса и есть такой сверхпроект. Причём не покорение, а именно освоение – не для того, чтобы добыть ресурсы и выкачать их для своих эгоистических нужд, как хочет, например, Илон Маск. Освоение космоса необходимо для человека, для воскрешённого человечества, которому не хватит места на Земле, ведь мёртвых гораздо больше, чем живых. Космизм призывает осваивать космос не для ресурсов, а для наших мёртвых, которые будут в нём жить. Таким образом, наши причины для освоения космоса не экономические, а этические.
Это различие, кстати, хорошо видно, если сопоставить советское кино о космосе и западное. Сравни голливудские космооперы (а это непременно истории об инопланетных вторжениях, о «чужих» и «хищниках») с «Тайной третьей планеты», например. Разница принципиальна. Западный вариант – это именно экспансия в космос. А наш вариант, повторяю, – освоение. Космос ждёт человека. Освоение космоса – это философский поход за категориями, а не бесконечная война с «чужими» и «хищниками».
– Известны попытки представить космонавтику как атеистическую среду – в частности, Гагарину приписываются слова, что он не видел в космосе Бога, хотя Леонов пересказывает диалог Гагарина с Хрущёвым ровно наоборот: Хрущёв в шутку спросил, видел ли Гагарин в космосе Бога, и тот ответил, что видел. А ещё Гагарин в 1965 году публично осудил уничтожение храма Христа Спасителя.
– Никаких сложностей в отношениях между космонавтикой и православием нет. Однако есть сложности между православием и фёдоровским «активным христианством». Ведь, согласно христианскому вероучению, невозможно построить рай на земле, а именно это, по сути дела, и предлагает фёдоровский проект.
На мой взгляд, в фёдоровской философии следует различить прежде всего нравственный пафос – радикальное неприятие смерти как предельного зла. Именно этот этический заряд роднит его философию с христианством. В русском космизме нашёл выражение этикоцентризм русской мысли, то есть её сосредоточенность на нравственных вопросах. Именно так воспринимается смерть в русском сознании – как предельное нравственное зло, которое невозможно ни принять, ни понять. И Фёдоров решает радикально отрицать его, бороться с ним до победного конца…
Здесь есть и недостаток: при таком подходе совершенно теряется внутренняя сложность смерти. В христианском сознании смерть, с одной стороны, – последний враг, который должен истребиться, а с другой, как говорит апостол, «смерть для меня приобретение, поскольку через неё я соединяюсь с Отцом Небесным». Кроме того, без смерти человек не был бы человеком, животные не живут и не умирают так, как человек: они не сознают свою смертность. В природе, конечно, есть смерть, все друг друга жрут, но в природе нет сознания смерти. Такое сознание есть только у человека.
– Ты не раз подчёркивал, что война, которую сейчас ведёт Россия, – это война за традиционный человеческий образ. Одним из врагов, с которыми ты воюешь на своём философском фронте, является трансгуманизм, стремящийся к физическому бессмертию и, таким образом, к деконструкции человеческой природы, превращению человека в не-человека. А не созвучно ли это идеям Фёдорова? Не поспособствовал ли он возникновению трансгуманизма?
– Трансгуманисты – ребята мутные. Русский космизм берёт своё начало от фёдоровской философии общего дела, а трансгуманисты к этому имеют мало отношения. Они хотят себе или бесконечной, или бесконечно долгой жизни. Готовятся заморозить себя, чтобы в заморозке дождаться тех технологий, которые позволят им жить долго-долго. Есть ли здесь что-либо от фёдоровского пафоса неприятия смерти? Нет, конечно. Фёдоров даже портрета после себя не оставил (не фотографировался и не позволял писать свой портрет. – Прим. «АН»), он болел не за себя – за общее дело. А трансгуманисты стремятся прежде всего себя любимых обессмертить. Это просто страх, тогда как Фёдоров – это мысль и дерзание духа. Тут почти нет никакой связи. Я видел трансгуманистов: это люди со страхом. Их поразило осознание, что их, таких особенных и важных, когда-то совсем не станет, и они вцепились в мысль о продлении жизни. Это просто эгоизм, мне это не интересно. А вот Фёдоров интересен, хоть я и не могу с ним во всём согласиться.
Да на самом деле, может, и не было никакого Фёдорова. Я уже сказал, что от него даже портрета не осталось (кроме украдкой нарисованного Леонидом Пастернаком), и мы не знаем, где он на самом деле упокоен. Быть может, мы, русские, коллективно выдумали Николая Фёдорова – и через его фигуру высказали, как умели, свои сокровенные мысли.
Поделиться Поделиться ВКонтакте Telegram Whatsapp Одноклассники Cсылка
Источник: argumenti.ru
Комментарии закрыты.