Исполнитель военного шансона Георгий Лысенко: Я еще пройду по кромке моей осени, прежде чем мне что-то ангелы споют

0

Исполнитель военного шансона Георгий Лысенко: Я еще пройду по кромке моей осени, прежде чем мне что-то ангелы споют

Дипломант Всероссийского конкурса артистов эстрады, участник телемоста «Грозный — Колонный зал Дома Союзов», награжденный дипломами «Радио Шансон» и движения «Боевое братство» автор-исполнитель собственных песен, работающий сразу в трех жанрах: в армейской песне, лирике и шансоне Георгий Лысенко рассказал о том, кому он считает себя обязанным за то, что он стал петь. О мистике, творчестве и соблазнах в небольшом интервью с шансонье.

 

Исполнитель военного шансона Георгий Лысенко: Я еще пройду по кромке моей осени, прежде чем мне что-то ангелы споют

— Скажите, пожалуйста, вот правда, что тем, что вы, как говорил Михаил Круг, начали в «жанре петь», вы считаете себя обязанным Владимиру Семеновичу Высоцкому?

— Я всегда слушал Высоцкого, с детства, я уже где-то в 13-14 лет я узнал много песен Высоцкого. В жизни с ним знаком не был, не пересекался никогда, к сожалению. Но потом… Потом он пришел ко мне во сне. Сон — от реальности не отличишь просто. Это был далекий 95-й год, я уезжал, жил в Запорожье, и этот мистический случай, когда ко мне во сне пришел Владимир Семенович, изменил всю мою жизнь. Во сне я с ним долго разговаривал, не знал, к чему это… Но через некоторое время пошли стихи, сами полились, как у многих это бывает. И первые песни такие были похожие на его песни, как бы такой тюремной лирики. Первые стихи у меня пришли такие: «Ну почему такой я невезучий? Видать, папаша нагрешил здесь за меня, я тебя, родная мама, обнимаю и ухожу опять этапом в лагеря».

Очень жаль, что я не был ни на одном спектакле Высоцкого, ни на одном концерте Владимира Семеновича не был, ни на его похоронах. Артист, исполнитель действительно величайший был, кто бы что ни говорил про его пристрастия. Кто без греха? Разве что Ангелы… А меня, после того как я рассказал про свой сон, за дурака считали. Это потом, когда увидели некоторое сходство (иногда) манеры исполнения и голоса, что я так же, как и Владимир Семенович, пропускаю песню «через душу», тогда к моему рассказу серьезно отнеслись. Ну а что — мистика в нашей жизни случается со многими. А песни Высоцкого — они как ориентир своеобразный. Не все их мы даже знаем. Я сейчас даже узнаю песни Высоцкого, которые я раньше не слышал.

— А образование музыкальное вы получали?

— У меня 5 классов пианино. А потом, когда уже я на пианино учился, и дома меня отец заставлял, у меня тетка, доцент Лепсской филармонии, пианистка, Лысенко Людмила Георгиевна, она в 61-м году замуж за немца вышла, за Гельмута Булли и уехала туда. А бабушка у меня, она в Ташкенте пела, в церкви.

— То есть можно сказать, что музыка у вас в крови?

— Можно и так сказать. Отец шикарно играл на пианино, на аккордеоне.

— 90-е. Людей буквально кидало кого куда. Не затянуло ни к бандитам, ни еще куда-то?

— Нет, в разные это места затянуло. Хорошо не утонул в них. Пообщался-то со всеми, со многими. С кем только не общался. И меня многие знают. В том числе в разных слоях общества. По зонам я и сейчас выступаю.

— Скажите, у вас в вашем творчестве, присутствует много военной тематики. Вы воевали? Получилось как?

— Вообще все, что с военной темой связано. Я в армию пошел в 21 год. Это был 1983-й. И мы когда на пункте призыва были, нас с друзьями определили в одну команду. Вся группа шла в Афганистан. У меня уже был ребенок, но я все равно шел в Афганистан. Профессия водителя она ведь востребована. Но «за речку» я все же не попал. Мы два дня ждали своей отправки и буквально на второй день майор идет какой-то. По всем проходит, интересуется у кого какой стаж водителя. И все там — три месяца, три месяца. Он проходит ко мне. Я: три года. У меня же первый класс водителя был, все категории открыты. Он: права покажи. Я ему показал, а у меня там все категории, и автобус, все открыто. Он раз, права забирает. И прям меня из строя выводит — вот этого я с собой забираю. Я как, куда, с собой? Вот так и получилось: все поехали в Афганистан, а я поехал в Киев. В военную академию возить генерала. И потом, когда уже из армии вернулись, мы все вместе вернулись в 1985 году, «душман», с ранением такой, контуженный немножко и остальные ребята во время гулянок рассказывали про свою службу. Это в душу запало. Кстати, в 87 году из этих же ребят собрали первый в стране кооператив воинов-афганцев… Вот Ренат, вот Душман, Швырок, Гузей и умер. Это ещё тогда «Боевого Братства» не было. И вот так всё получилось.

Потом война началась. Грузия, Абхазия. Мы туда всё мотались. Вот, у нас был МАЗ, мы на нем продукты ребятам возили. Первые песни военные, они там родились. А потом Чечня началась уже, и пошли конкретные военные песни. Я всю вторую чеченскую там был, ну как артист. Поддерживал наших ребят как мог. Поэтому в своих песнях я рассказываю обо всём.

— Вот сейчас происходит специальная военная операция. Я знаю, что вы часто бываете на Донбассе. Вот скажите, пожалуйста, вот как на ваш взгляд бойцы, они ведь слушают музыку, в любом случае, что им больше нравится?

— В Донецкую республику езжу. У ребят настроение бодрое. Но, конечно, много чего не хватает. Все что требуется отсюда везем. Мы на свои деньги покупаем, все везем ребятам. Когда едешь уже туда, к передовой подъезжаешь, когда начинаются выстрелы, над тобой летают снаряды, первый вопрос, конечно, зачем тебе это надо? Но потом ты понимаешь, что люди, ты приедешь, ты уедешь, ну дай Бог живой ты уедешь. И это все, конечно, сложно, но ребята на боевых… Мне 60 лет, меня уже на боевые не берут. Я приезжаю, когда в Донецке, я сразу в госпитале МВД выступаю, потом в реабилитационный центр, там тоже выступаю.

Ну, а на войне про войну не пою. На войне вот про войну не поем вообще. Можно о единстве, о патриотизме — есть вот у меня там песня «Россия единая». У меня там «Россия должна быть единой» ну вот такие о доме, о любви. Но больше лирики. Потом шуточные песни, ну, чтобы отключиться от давящей обстановки. Когда вот в лесу мы вот в крайний раз были под Каховкой, мы потом танцы сделали. Штурмовая бригада была, это четыре команды, с передовой. Мы танцы, под ласковый май пели. Ну, чтобы сделать так, чтобы люди чуть отвлеклись. Поэтому, когда мне говорят, Георгий, возьми меня с собой туда вот на передовую, у меня столько военных песен… Но они не нужны там. Люди…

— И «Третий тост» не поете там?

— «Третий тост» не поем. Нет, нет. «Третий тост» мы поем, когда за столами собираемся.

— Шансон, он разнонаправленный. Есть городской романс, есть исторический шансон, военный шансон, есть лагерный шансон. Вот присутствуют ли в вашем творчестве так называемые «лагерные»?

— Все! Все присутствуют. Потому что время — оно не могло нас обойти стороной никого. Вот в то время не обошло никого. Я, например, работал в автосервисе. Там много было людей, в прошлом побывавших «в местах не столь отдаленных». Как пел один замечательный исполнитель шансона: «пол России в лагерях, пол России на охране». Потому из нашей жизни таких не выкинешь. Слушают с удовольствием и бывшие «сидельцы», и люди с погонами. А почему? У нас в России как говорят? «От тюрьмы да от сумы не зарекаются».

— Скажите, пожалуйста, вот вы песни поёте и на свои стихи. И музыку, и стихи сами пишете. Но в то же время и на стихи других авторов песни делаете. А по какому критерию вы отбираете…

— Нет, когда на стихи других авторов, по критерию того, что они меня, скорее всего, отбирают. К примеру, поэт-песенник Юрий Энтин, когда услышал мой голос, он мне отдал песню «Загадочная русская душа» я ее должен был петь на юбилее у Караченцова, но он не дожил, а песня эта осталась у меня. Это одна музыка Геннадия Гладкова, а стихи Юрия Энтина. Теперь дальше. Композитор Игорь Матета. Я в храме служу еще, в хоре пою. И к нам в храм приезжает Игорь Матета. Это друг батюшки, ну, я с ним лично так, ну, здравствуйте, здравствуйте.

Однажды, в 2014 году, я как раз писал альбом «Спаси Бог», а я много по лагерям езжу и тематика альбома с «тем уклоном». В храм приезжаю, вот мне уже альбом выпускать надо. И приезжает Матета. Ну, композитор, знаете его. Садится за клавиши и поёт песню «Молитва». Я говорю: батюшка, попроси, чтобы отдал мне эту песню. Он к нему. Может, её Георгий споёт. Нет-нет-нет, эту песню будет петь или Лещенко, или Азиза. Ладно, это был 14-й год. В семнадцатом году он приезжает. Батюшка, Георгий не запишет эту песню? Ни одна звезда не взяла эту песню. Я говорю, ну разрешайте мне все сделать. Да, ну батюшка, вы свидетель, все. Я говорю, Игорь, а текст-то можно, стихи можно, песни? Кстати, песня-молитва — последние стихи Леонида Дербенёва. Я вот это да!

Был период, когда я редко писал. В основном брал стихи. Знаете, они когда писались — в фонтаны, пробивались. Потом начинаешь что-то сидеть, говорить, ничего не можешь написать. Так бывает. Знаете, есть периоды в жизни «урожайные», а есть «засушливые». Вот сейчас, слава Богу, такой период закончился, и я снова в активном творческом процессе. Готовлю новые песни, собираюсь гастролировать «по городам и весям».

— Вы оптимист по жизни?

— Конечно. Все еще впереди. А возраст — это лишь внешнее. У меня в песне «Крест», которую я посвятил Владимиру Семеновичу Высоцкому, есть такие слова: «только рано со счетов меня вы сбросили, рано крест не тнули, не готов приют. Я еще пройду по кромке моей осени, прежде чем мне что-то ангелы споют». Можно сказать, что так я и отношусь к жизни.

— Есть в жизни артиста, певца, поэта соблазны?

— Да есть конечно. Я даже не про деньги. Я про выпивку. И многим это навредило, и многие до сих пор считают, что «без бокала нет вокала». Я-то уже давно не пью вообще. Но раньше, как и у всех, бывало. Я тоже не без греха, человек все-таки…

— Вы написали Гимн футбольным клубам, Гимн про Единую Россию, Гимн службе 112, военным медикам. А Гимн журналистов сможете?

— Ну, а почему нет то? Давайте попробуем. Думаю, обязательно получится что-нибудь хорошее. Давайте попробуем…

Источник: argumenti.ru

Комментарии закрыты.